СМЕРТОНОСНЫЙ ОДЕКОЛОН ГРАФА БОКАРМЭ

Вечером 21 ноября 1850 года под покровом ранней темноты во внутреннем дворе старого запущенного замка Битремон, расположенного недалеко от городов Монс и Турнэ на западе Бельгии, собрались четрые насмерть напуганных человека. Выйдя за ворота замка, они, подгоняемые страхом и угрызениями совести, поспешили в близлежащий поселок Бюри.

С большой долей уверенности мы можем предположить, что окрестности замка были безлюдны, так как хозяева его пользовались в округе более чем дурной репутацией. Многочисленные окрестные жители недаром верили в рассказы о том, что едва достигший тридцати лет хозяин замка Граф Ипполит Визар де Бокармэ в юности был вскормлен львицей и вместе с ее молоком к нему перешла вся звериная дикость кормилицы.

Бокармэ был сыном нидерландского наместника на острове Ява и его супруги бельгийского происхождения. Родился он в открытом море, на борту фрегата “Эуримус Маринус”, когда тот пробивался сквозь шторм в Восточную Азию. Юность Графа прошла в Соединенных Штатах, где его отец занимался разведением табака и охотой. За этот период Бокармэ одичал настолько, что вернувшись в Старый Свет он едва смог научиться читать и писать. Однако, осев в замке Битремон, он постепенно увлекся естественными науками и сельским хозяйством и, в конце концов, взял управление замком в свои руки.

Чтобы улучшить свое материальное положение, Бокармэ в 1843 году женился на Лидии Фуньи, располагавшей, по его предположениям, большими деньгами. Отец Лидии - простой аптекарь из городка Перувельц - был эгоистичным неудачником, который обоих своих детей - дочь Лидию и болезненного сына Гюстава - воспитал в “уважении к высшему обществу”, в особенности ко всякого рода благородным титулам. Только лишь после того, как свершилась свадьба Графа с Лидией выяснилось, что состояние Фуньи было почти катастрофически переоценено. Новоиспеченная Графиня обладала всего лишь ежегодной рентой в 2000 франков, которых заведомо не хватало для чрезмерных запросов молодой графской семьи.

Через несколько лет хозяйство замка пришло в полный упадок, а непрекращающиеся кутежи, дикие оргии, охотничьи забавы и огромное количество прислуги подняли долги Бокармэ до заоблачных высот. Периоды маниакального веселья и разгула сменялись приступами обоюдной ненависти и истериками Графини, затем следовали взрывы безумной страсти и все возвращалось на круги своя.

После смерти старого Фуньи рента Графини повысилась до 5000 франков в год, но и это не помогло не то что остановить, а даже и замедлить рост снежного кома долгов. К 1849 году положение стало настолько критическим, что Бокармэ приходилось даже занимать деньги у прислуги. Последнюю свою надежду графская чета возлагала на смерть уже упомянутого брата Лидии Гюстава. В свое время ему досталась основная часть отцовского наследства: если он умрет холостым, наследницей его состояния станет Графиня. Как мы помним, Гюстав с самого детства не мог похвастаться отменным здоровьем. Незадолго до описываемых событий ему ампутировали голень, и он продолжал тяжело болеть. Он еле-еле мог передвигаться при помощи костылей, что давало супругам Бокармэ достаточно оснований надеяться на его скорую кончину.

Однако, весной 1850 года произошло нечто, что повергло хозяев замка Битремон в полнейшее отчаяние - Гюстав сообщил о своей предстоящей женитьбе. Мало того, что он был помолвлен с представительницей старого, но основательно обедневшего дворянского рода Мадемуазель де Дюздеш, но еще и купил, используя свою часть отцовского наследства, их фамильный замок Гранмец. К началу ноября стало совершенно ясно, что вот-вот состоится бракосочетание - и тем самым крах всех надежд супругов Бокармэ заполучить состояние Гюстава Фуньи.

Но давайте вернемся к людям, которые в вечер 21 ноября покинули замок Битремон. Они направились к пастору общины Бюри, чтобы рассказать о страшных и необычных даже для замка Битремон событиях, происшедших накануне, 20 ноября.

Открывая дверь, приготовившийся отойти ко сну пастор не мог даже предположить, что через несколько мгновений окажется в центре одного из самых сенсационных расследований в истории криминалистики.

Гостей он узнал сразу же, как только на них упал свет его лампы. Все они принадлежали к прислуге замка Битремон. Это были кучер Жиль, горничная Эммеранс Брикур и две няни - Жюстина Тибо и Виржиния Шевалье. И девушки, и молодой человек были чрезвычайно взволнованы, но, в конце концов, преодолев волнение, страх и робость, от лица всех заговорила Эммеранс Брикур.

Колченогого Гюстава Фуньи уже более двадцати четырех часов не волновала предстоящая свадьба. Ему было не до женитьбы - он был мертв.

Со второй половины 20 ноября голый труп его лежал в комнате Эммеранс, с испещренными порезами щеками и сожженным до черноты ртом.

История, поведанная Эммеранс, выглядела следующим образом: утром 20 ноября посыльный известил супругов Бокармэ, что к обеду в замок прибудет Гюстав, дабы сообщить родственникам о предстоящей свадьбе. Сразу же после этого начали происходить несколько необычные события. Графских детей, которые вместе с нянями обычно обедали в большой столовой, в этот день было приказано накормить на кухне. Проявляя необычную для себя деловитость, Графиня настояла на том, что по прибитии Гюстава она сама будет подавать на стол. Вское после наступления ранних осенних сумерек до Эммеранс из столовой донесся звук, напоминающий падение кого-либо на пол, и сразу после этого приглушенные вскрики Гюстава Фуньи, обращения к “Ипполиту” - Графу Ипполиту Визару де Бокармэ. Эммеранс бросилась в столовую, но при входе в нее столкнулась с Графиней, которая, не пустив Эммеранс и поспешно закрыв за собой дверь, побежала на кухню. Набрав несколько сосудов горячей воды, она вернулась в зал, а по прошествии нескольких минут стала звать на помощь Эммеранс и кучера Жиля.

“Гюставу вдруг стало плохо, - объясняла она, - идите, помогите нам. По-моему, он умер. Его хватил удар.”

Слуга застали Гюстава лежащим на полу столовой без признаков жизни. Граф Бокармэ, напротив, находился в состоянии крайнего возбуждения. Он немедленно бросился отмывать испачканные в крови руки, а затем приказал Жтлю принести из особой бочки в подвале винный уксус, а Эммеранс - раздеть умершего. Далее последовали еще более странные и жуткие вещи: слугам было велено поливать труп уксусом в то время как сам Бокармэ стаканами пытался влить ту же самую жидкость в рот покойника. Позже Жиль перенес труп в комнату Эммеранс и положил на ее кровать.

Всю ночь Графиня с мылом мыла пол в столовой - в том месте, где умер Гюстав. Сделав попытку вымыть костыли, она решила поступить проще, и просто сожгла их. Рано с утра в столовой появился Бокармэ. Он взял нож и принялся скоблить доски пола. Все это продолжалось почти до полудня следующего дня, после чего обессилевшие супруги Бокармэ улеглись спать. Подавленные и напуганные слуги собрались с духом и приняли решение отправиться в Бюри.

Но слухи, как всегда каким-то необычайным образом, уже обогнали их. Не успела Эммеранс закончить свой рассказ, как к пастору явился общинный писарь и сообщил, что в Турнэ прошла молва о насильственной смерти Гюстава Фуньи. Правда, следственный судья Турнэ не поверил этому, но, решив исполнить свой долг и провести быстрое расследование, обещал приехать в Бюри завтра.

Следственный судья Эгебэр в сопровождении трех жандармов, писаря и хирургов Марузе, Зуда и Косса прибыл вечером 22 ноября. Сомнения Эгебэра в правдивости слухов были столь велики, что он даже оставил жандармов в поселке и взял с собою в замок только писаря и врачей. Однако там его недоверие очень быстро сменилось глубокими подозрениями. Бокармэ хитрил. Посетителям замка пришлось очень долго ждать прежде чем он появился. Камин столовой был забит пеплом, в котором еще можно было разобрать остатки сгоревших книг и бумаг, на полу столовой еще валялись соскобленные с него стружки. Бокармэ тщательно, но безуспешно пытался скрыть синяки и раны на своих руках, а Графиня очень долго не давала войти в комнату с телом погибшего, а там отказывалась открыть шторы, затемнявшие помещение. Следственному судье пришлось самому отдернуть их. Как только взгляд его упал на исполосованное лицо и обугленные губы Гюстава, Эгебэр приказал врачам немедленно произвести вскрытие и установить причину смерти.

Врачи велели отнести тело Гюстава в каретный сарай и уже через два часа сообщили о предварительных результатах. Мозг Гюстава они нашли в совершенно здоровом состоянии, поэтому не могло быть и речи о том, что с ним случился удар. Рот, язык, горло и желудок, напротив, претерпели столь сильные изменения, что врачи пришли к выводу, что Гюстав Фуньи скончался вследствие вливания ему внутрь едкой жидкости. Они допустили, что при этом была применена серная кислота.

“Смерть, - заявили они, - наступила в результате продолжительных и очень сильных болей, вызванных выжиганием рта и глотки.”

Здесь нам следует вспомнить о том, что в те времена судебной токсикологии как таковой еще практически не существовало. Исследования проводились, как правило, простыми учеными, которые не имели отношения к криминалистике, преступлениям и поиску нарушителей закона. В те времена химики еще только-только научились выделять из тканей и определять всего лишь несколько типов металлических и минеральных ядов, да и то делалось больше в интересах чистой науки. Однако, сама жизнь наступала им на пятки. Мир с развитием цивилизации становился все теснее и теснее. Научная мысль, случайность, а порой и злой умысел сталкивал ученых мужей с новыми веществами, процессами и неизвестными доселе явлениями и загадками, которые были не только чрезвычайно интересными, но и сулили славу первооткрывателей тем, кто сумеет в них разобраться.

Опытный судья Эгебэр знал, что ученые стали все охотнее помогать правосудию в надежде наткнуться на может быть единственный шанс вписать свое имя в историю. Однажды, при чтении химического журнала, Эгебэр случайно наткнулся на имя профессора, преподавателя химии Брюссельской Военной школы, Жана Сервэ Стаса, ученика Гей-Люссака, Араго и Орфила, а также - во время постижения тайн химии в Париже - личного протеже Дюма.

Эгебэр распорядился изъять все органы умершего, которые могли потребоваться для химического исследования примененных кислот. Он лично наблюдал, как врачи укладывали в сосуды язык и горталь, желудок и кишечник с их содержимым, а также печень и легкие покойного, а затем залили все это чистым спиртом и запечатали сосуды. Судебный писарь и один из жандармов получили приказ незамедлительно доставить сосуды в Турнэ. Два других жандарма взяли под арест Графа и Графиню Бокармэ.

Сразу же по возвращении в Турнэ Эгебэр нанял экипаж с быстрыми лошадьми, погрузил объекты исследования и помчался с ними в Брюссель, на улицу Рю-де-Шан, где в это время работал Жан Сервэ Стас. Именно здесь тридцатисемилетнему Стасу удалось в период с начала декабря 1850 по конец февраля 1851 года сделать эпохальное открытие в токсикологии: разработать метод обнаружения растительных ядов - алкалоидов в телах умерших.

Когда Стасу были переданы для исследования материалы из Битремон, никто даже не подозревал, что Гюстав Фуньи мог быть умерщвлен с помощью какого-либо растительного яда. Эгебэр сообщил Стасу о серной кислоте как возможном орудии убийства.

Так как едкие яды - то есть кислоты - были к тому времени уже достаточно хорошо изучены, химик без труда смог установить, что в данном случае об отравлении серной кислотой не может быть и речи. Если какая-то кислота и применялась, заявил Стас, то в лучшем случае лишь одна - уксусная. Когда ученый высказал это предположение, Эгебэр сообщил ему, что покойника омывали и поливали винным уксусом. Именно в этот момент у Стаса впервые возникло подозрение, что использование больших количеств уксуса должно было скрыть признаки действия другого яда.

Мы, конечно, не будем приводить описания всех тех химических экспериментов, которые проводил профессор Стас в попытках выделить орудие убийства из внутренностей Гюстава Фуньи. Заинтересованному читателю можно посоветовать обратиться к книге Юргена Торвальда “Век криминалистики”, именно там приведены все мрачные подробности манипуляций ученого с тканями мертвеца.

После первой серии тщательный исследований подозрения Стаса, что уксус послужил лишь маскировкой для какого-то другого гораздо более таинственного яда, усилились. Однако, эксперименты никак не хотели давать результат, химик не мог понять чем был отравлен Фуньи.

А что если известные методы и не могут дать результатов? Что если в теле умершего один из тех ядов, которые до сих пор не удавалось обнаружить в мертвом теле? Что если Гюстав убит с помощью растительного яда?

Таким образом профессор химии Жан Сервэ Стас понял, что получил свой шанс на научное бессмертие.

С этого момента он дни и ночи проводил в своей лаборатории, не спуская глаз с реторт, тиглей, реактивов и пробирок.

Стас пробовал один метод за другим, он разбавлял, фильтровал, выпаривал и снова растворял. И вот, после десятков часов сложных экспериментов и исследований, на донышке блюдца осталось тонкое коричневатое кольцо с едким, хорошо узнаваемым запахом. Когда профессор попробовал на язык крошечное количество этого вещества, о почувствовал знакомый жгучий привкус, который распространился по всему рту и держался в течение многих часов.

Обозначившаяся возможность правильного решения показалась Стасу столь новой, а само решение таким необычным, что он был готов отмахнуться от него. Однако, исключить возможность такого ответа он не мог, поэтому он снова принялся за уже проделанные эксперименты. Чтобы избежать возможных ошибок он шесть раз повторил все исследования, но каждый раз он получал все то же маслянистое вещество с характерным - и таким знакомым - запахом и вкусом.

Чтобы удостовериться, что получен именно тот растительный яд, о котором думал Стас, он подверг маслянистое вещество всем известным доселе проверкам. В каждом случае все полностью совпадало.

Лишь только после этого Стас наполнил полученным экстрактом колбу и, надписав ее, отправил Эгебэру в Турнэ. В сопроводительном письме он рекомендовал следственному судье выяснить не приобретали ли Граф и Графиня Бокармэ указанное вещество и немедленно сообщить ему о результатах проверки.

Эгебэр получил посылку 20 ноября. Он тотчас помчался с несколькими жандармами в Битремон, велел обыскать там все помещения, а сам предпринял новый допрос прислуги. Важные сведения ему удалось получить от кучера Жиля: тот вспомнил, что в феврале 1850 года Бокармэ ездил в Гент к какому-то профессору химии, но ни имени ученого, ни цели визита Жиль назвать не мог. Эгебэр отправился в Гент. Он опросил всех химиков, которые жили в этом городе, и наконец натолкнулся на профессора Лопперса, преподававшего в Гентском Индустриальном училище. Лопперс вспомнил, что начиная с февраля текущего года его неоднократно посещал некий господин из Бюри, по описанию внешности совпадавший с Бокармэ. Правда, он представлялся как Беран и под той же фамилией переписывался с Лопперсом. Все его письма касались одной и той же темы, одного и того же яда, получаемого из одного и того же растения.

Когда Бокармэ-Беран в феврале нанес свой первый визит Лопперсу, он объяснил, что приехал из Америки. Его тамошние родственники очень страдают от нападений индейцев, отравляющих свои стрелы растительными ядами. Он, Беран, хотел бы изучить все известные растительные яды, чтобы по возможности быть полезным своим родным. Он хотел бы также знать, правда ли, что растительные яды не оставляют в теле отравленного никаких следов, которые можно было бы обнаружить? Получив от Лопперса утвердительный ответ на этот вопрос, Беран распрощался, но в том же месяце опять вернулся в Гент.

На этот раз он назвал Лопперсу растение, из которого, по его сведениям, индейцы изготавливают экстракт, способный убить человека в течение нескольких минут. Он хотел бы сам изготовить этот экстракт, чтобы хорошенько изучить его действие. Лопперс продемонстрировал ему метод получения яда и порекомендовал медика Ванденберге и аптекаря Ванбенкелера в Брюсселе как поставщиков необходимых сосудов и аппаратуры. И медик, и аптекарь подтвердили следственному судье, что за период до ноября они отправили в Бюри стодвадцать различных химических приборов и сосудов. В мае Бокармэ в третий раз приехал в Гент, чтобы показать Лопперсу первую полученную им пробу яда. Это еще не был чистый экстракт, но уже к октябрю Бокармэ добился такого прогресса, что показал Лопперсу первую порцию чистого вещества и сообщил, что ему удалось отравить им кошек и уток.

Петля на шее Бокармэ затянулась после допроса садовника замка Битремон по имени Деблики. Садовник, человек, кстати, весьма недалекий, сообщил, что летом и осенью 1850 года он помогал Графу в изготовлении одеколона. Оказывается, Граф главным образом в период с 28 октября по 10 ноября изо дня в день, а иной раз и ночью работал в оснащенной множеством аппаратов лаборатории, устроенной в бане замка, чтобы - по его словам - экстрагировать одеколон. 10 ноября он запер одеколон в столовой в шкафу. На другой день из бани исчезли все аппараты для перегонки и стеклянные колбы, использовавшиеся для работы. Граф, должно быть, сам увез их куда-то, ибо ни садовнику, ни кому-либо другому из челяди это не поручалось. Тщательный обыск всего замка не привел к обнаружению хоть каких-то следов лабораторных приборов. Однако, ответ садовника на вопрос о сырье для изготовления одеколона поставил все на свои места.

“Табак, - сказал Деблики, - очень много табачных листьев.”

Пока Эгебэр в течение нескольких дней носился из Бюри в Турнэ, Брюссель, Гент, обратно в Бюри и, наконец, 2 декабря приехал опять в Брюссель, чтобы о результатах своих поисков информировать Стаса, ученому только что удалось усовершенствовать свой метод обнаружения никотина до такой степени, что он мог находить яд не только в содержимом желудка и кишечника, но и в самих “плотных” органах мертвого человека. Никотина, обнаруженного в печени и языке Гюстава Фуньи, с лихвой хватило бы для убийства нескольких человек.

Все, что следственный судья сообщил об изготовлении никотина Графом Бокармэ, явилось для Стаса подтверждением его собственного успеха. Оставалось проделать лишь некоторую дополнительную работу, впрочем весьма важную и перспективную с точки зрения дальнейшего сотрудничества науки с практикой в области чисто криминалистического расследования.

Эгебэр передал Стасу одежду убитого и семь дубовых паркетных досок, на которые замертво упал в столовой Гюстав. Исследование одежды закончилось безрезультатно, ибо она была тщательно выстирана. Но на паркетинах, как было бесспорно установлено, имелись следы никотина. 7 декабря профессор Стас исследовал брюки садовника Деблики,, которые тот носил, помогая Графу Бокармэ в изготовлении так называемого “одеколона”. На них были никотиновые пятна. 8 декабря Эгебэр и его жандармы наткнулись в саду замка на погребенные останки кошек и уток, на которых Бокармэ испытывал действие полученного никотина. Исследование этих останков показало наличие в них “улетучивающегося алкалоида со всеми признаками никотина”. 27 февраля 1851 года Стас предпринял последнюю серию экспериментов. Он умертвил собаку, введя ей в пасть никотин. Другая собака была отравлена таким же образом, но сразу же после смерти ей в пасть залили уксусную кислоту. Первый эксперимент показал, что никотин не дал никаких химических ожогов. Во втором же случае, напротив, наблюдалось появление таких же черных выжженных мест, которые были у Гюстава Фуньи.

Граф, по всей видимости, столкнул Гюстава на пол и удерживал его, пока Графиня вливала яд в рот своему брату. Последний защищался более отчаянно, чем ожидалось. Это и привело к телесным повреждениям и к тому, что никотин забрызгал все вокруг. Это обстоятельство заставило супругов Бокармэ снять с мертвеца одежду и выстирать ее, но прежде всего - применить уксусную кислоту, чтобы скрыть наиболее очевидные следы яда.

Через несколько дней после финального эксперимента профессора Стаса жандармы Эгебэра, метр за метром исследующие замок Битремон, нашли в потолочных перекрытиях столь долго разыскиваемые аппараты, которыми Граф Бокармэ пользовался при производстве никотина.

Когда через три месяца, 27 мая, в суде присяжных в Монсе начался процесс против Графа и Графини Бокармэ, представитель обвинения де Мрабэз был твердо уверен в том, что дело для подсудимых заведомо проиграно. Так как оба супруга перед лицом имеющихся доказательств их вины не могли отрицать, что убили Гюстава Фуньи с помощью никотина, то окружающим представилось зрелище двух стравленных зверей, сваливающих вину друг на друга. Графиня призналась, что помогала в подготовке и осуществлении убийства своего брата. Но всю вину она сваливала на мужа, грубому давлению которого она, по ее словам, вынуждена была подчиниться. Граф признался, что занимался ядами, но тоже пытался спасти себя, заявив, что получаемый им никотин он собирал в винную бутылку, чтобы взять ее с собой, когда поедет в Северную Америку. А его жена 20 ноября по недосмотру перепутала бутылки, когда захотела угостить Гюстава Фуньи после обеда вином.

Однако, все попытки защищаться от обвинения подобным образом были обречены. Присяжным понадобилось не больше часа, чтобы вынести в отношении Графа обвинительный вердикт. И если Графиня - к крайнему возмущению присутствующих и следящих за делом - вышла из зала суда на свободу, то лишь потому, что присяжные не решились послать “даму” на гильотину.

Вечером 19 июля 1851 года при свете факелов Ипполит Визар де Бокармэ кончил жизнь на эшафоте в Монсе.

Следственный судья Эгебэр довел до логического завершения, наверно, самое громкое и загадочное дело в своей жизни.

Профессор Жан Сервэ Стас, открыв метод обнаружения растительных ядов, завоевал себе бессмертие в царстве химии и токсикологии.

А мы, дочитавшие описание этой загадочной истории до конца, еще раз смогли убедиться, что Минздрав предупреждает не зря...